Я окончила Саратовский университет в начале девяностых. И, если честно, своим красным дипломом начала гордиться только спустя какое-то время: в легкомысленной юности все воспринимается легко, играючи, как само собой.

С годами пришло понимание – диплом старейшего российского университета, общение с живыми легендами филологической школы – это счастье. А оценка затраченных на учебу усилий – лишь аванс достойного продолжения своей профессиональной жизни. И, поверьте, это не высокие слова. Для меня они многое стали значить с тех пор, как начало уходить из жизни поколение профессоров, педагогов, чьи подписи в зачетках до сих пор перед глазами... Сейчас университет другой. И не только потому, что время на дворе поменялось. В нем по-прежнему престижно учиться, здесь остались большие ученые умы, мощные научные школы, интеллектуалы и подлинные интеллигенты, глубоко порядочные люди…

Сегодняшний университет тяжело болен, несмотря на свой цветущий внешний вид и прирастание «мускулами». Парадокс, но так бывает. И его диагноз несовместим с жизнью. Несовместимо с жизнью университета тотальное администрирование, осуществляемое новым, трехлетней давности восшествия во власть, ректором. Несовместимы с жизнью методы руководства и стиль внутрикорпоративного общения. Несовместимо с жизнью зловещее присутствие в этих стенах людей в штатском, в свое время дослужившихся до погон. Несовместимы с жизнью лики ректора и его свиты, лишенные одухотворенности. Ну а то, до чего могут довести параноидальные настроения и страх преследования, мы знаем не только из медицины, но и из истории. Другое дело, что историей нынешний ректор и его проректоры предпочитают пренебрегать, во главу угла ставя «решение сложных задач, поставленных государством в это переломное время». Кстати, все та же история запечатлела немало вех, когда под прикрытием подобных оправданий творились неправые дела с роковыми последствиями. Неужели нам остается молчаливо ждать, когда первый вуз Саратова к своему столетию испустит дух?

История болезни

О ситуации, сложившейся в alma mater, мы, выходцы с филфака, пришедшие в журналистику, все это время понемногу писали. Сначала робко пытались прояснить обстоятельства ухода Трубецкова и назначения нового ректора Коссовича. Тогда уже было понятно, что новоизбранный руководитель крупнейшего вуза – фигура компромиссная, что борьба была нечистая, с примесью большой политики, и многие ее детали так и остались «под сукном». При этом молва гласила: даже сами математики отнеслись крайне настороженно к своему представителю, севшему в ректорское кресло, а в устных высказываниях отзывались о Коссовиче как о человеке с «наполеоновскими замашками», грешащем «нечистоплотностью в отношениях».

Мы, представители СМИ, приглашались на самые первые «тронные» пресс-конференции, где плотно вбитые в костюмы ректор и его многочисленные замы демонстрировали новый стиль общения с прессой и свою готовность серьезно взяться за дело – поднять вуз из руин. Потом эта колода раз в полгода стала перетасовываться, и уже другие лица представляли славный ареопаг. (Что интересно, все те, кто поддерживали на первом этапе ректора, последовательно были изгнаны из его окружения, а некоторые из вуза). Имена порядка десяти проректоров рядовым университетским сотрудникам запомнить до сих пор не удается, как и сфокусироваться на многочисленных помощниках проректоров и факультетских замзамов, секретарях вперемежку с охранниками. Да и сами представители проректорского корпуса не с ходу угадают свою численность.

Первый шум вокруг СГУ поднялся в связи с факультетом гуманитарно-социальных наук. В недрах руководства созрела идея его расформирования, студенты устроили митинг. Была привлечена прокуратура, осуществившая на ФГСН проверку документооборота. Через какое-то время декана Долгова взяли с поличным при получении взятки. Соцгум был благополучно упразднен. Такой подарок преподнес ректор к 1 сентября 2005 года будущим политологам и всем тем, кто был связан с крупнейшим факультетом. А университету в целом даровал скандальную славу. Затем «усугубил и преумножил».

Вскоре получил огласку очередной серьезный прокол нового руководства. Речь идет о профанации высшего образования представительствами СГУ, которые размножились по области. Дипломы об университетском образовании жителям глубинок, желающим повысить свой социальный статус, здесь раздавались «не отходя от кассы». Проблемой занялась прокуратура. По неофициальным сведениям, на сегодняшний день федеральным агентством по надзору в сфере образования предписано закрыть часть представительств, а остальные привести в надлежащий вид.

Морально-нравственный климат и цеховое братство – те категории, которые в меньшей степени все это время волновали представителя точной науки и его команду. Поэтому насколько активно нарастало недовольство действиями администрации среди профессорско-преподавательского состава, настолько же сильно было желание большинства остаться незамеченными в своих «революционных», критических и «опасных» высказываниях. Благо можно сконцентрироваться на студентах и науке внутри пока еще существующего того или иного факультета. Нужно ли добавлять, что главный законодательный орган университета – Ученый совет – не без стараний ректора стал управляемым, отныне его взаимодействие с ареопагом построено по принципу: «заслушав мнения сторон, ректор зачитал распоряжение». Поэтому неудивительно, что недавно были приняты поправки в устав университета в виде «Положения о выборах заведующих кафедрами и деканов». Если раньше претендентов на эти должности выбирали большинством голосов на Ученом совете факультета, то теперь «в отдельных случаях ректор университета может перенести выборы на большой Ученый совет». Такой маневр ректората вполне оправдан, ведь через 2 года – перевыборы руководителя вуза, и самое время начать готовить почву для сохранения власти. А в университете пока еще остались люди, рискующие попасть в графу «особый случай».

Оппозиции

Публично нелицеприятно высказываться в адрес ректората себе позволяют историки. Особенно часто это происходит последние 2 года. Декан истфака, профессор Велихан Мирзеханов не скрывает, что являет собою и своим факультетом оппозицию Коссовичу и его аппарату. Возможность открыто отстаивать свои позиции подкреплена статусом историков.

Истфак – ведущий факультет СГУ, с традиционно самым высоким конкурсом и самым большим набором абитуриентов. Здесь учатся около 2 тысяч студентов, работают больше ста преподавателей, в том числе крупные ученые с мировым именем. Доктор исторических наук Велихан Мирзеханов 8 лет возглавляет факультет. Одновременно с этим он руководит грандиозным гуманитарным проектом, являясь научным директором Саратовского межрегионального института общественных наук, существующего на базе университета с 2001 года. За период существования МИОНа гуманитарные факультеты СГУ вели исследовательскую работу по множеству грантов, тем самым привлекая к провинциальному университету не только внимание мировой научной общественности, но и миллионы долларов.

Историки позиционируют себя как элитный факультет, некое интеллектуальное сообщество, а его декан слывет талантливым менеджером. Факультет сотрудничает с научными центрами всего мира. Аспиранты, молодые ученые имеют возможность стажироваться и вести свои научные изыскания за границей, в столичных университетах Франции, Германии, Испании, Америки, Турции. Сам Мирзеханов в академической среде известен как блестящий, эффективно работающий ученый и научный руководитель. Его активно привлекают к сотрудничеству западные и американские коллеги. Сегодня в планах историков, наряду с празднованием 90-летия факультета, реализация на базе университета очередного серьезного научного проекта совместно с коллегами из США и Франции.

Столь богатый и неуязвимый послужной список, незапятнанная репутация и «генетическое» свободомыслие историков, видимо, дают им право на страницах печатных изданий, на заседаниях большого Ученого совета выражать свое несогласие с концепцией развития университета, какой ее видит нынешнее руководство, с политикой, проводимой ректоратом внутри учебного заведения. В качестве обоснования такой позиции приведу письменную декларацию профессора Мирзеханова по поводу сегодняшней ситуации в вузе.

«Главный вопрос: каковы идеи и ценности, которыми живет университет? Как оценить настоящее университета, в котором сочетаются грандиозные проекты строительства, развитие материально-технической базы с искажением идеи и духа университета. Не оказался ли университет приговоренным к маргинальности нынешней университетской администрацией?

Неэффективность университетского менеджмента, наращивание бюрократии, формирование собственной службы безо-пасности, нарушение уставных норм – далеко не полный перечень бед университетской власти. Феноменология власти в университете символична: ректор перемещается по этажам административного корпуса университета и по университетскому городку в сопровождении личного охранника, а деканы могут попасть к нему на прием только по предварительной записи.

Если есть служба безопасности, то ее роль и функции должны быть четко прописаны. Не она должна быть визитной карточкой университета. Если заявлено, что мы придерживаемся ценностей университетской «республики», то надо создать хотя бы видимость разделения власти. Надо не бояться свободно обсуждать проблемы на Ученом совете, а не трусливо ставить на голосование вопрос: открывать дискуссию или не открывать.

К сожалению, администрации не удается мобилизовать университетское сообщество для решения общих задач и добиться элементарного согласия и диалога в коллективе.

Низкие управленческие стандарты, предпочтение дубинки методам убеждения, бессмысленные реорганизации, триумфальные заседания по сути своей ведут только к тишине и безмолвию. Но это безмолвие – не признак согласия, а признак институционального разрушения и ожесточения духа, признак ночи в университете».

Филолог, не посрами себя дружбой с историками

То ли случайно так совпало, то ли бдительное руководство ждало случая, но в этом учебном году истфак как никогда оказался объектом нападок со стороны университетской администрации и членов ректорской команды. В каждом действии историков был найден некий подтекст, представляющий глобальную угрозу. Информация об обострении болезни в университете так или иначе стала доходить до нас, журналистов. Решив не ограничиваться приватными беседами с университетскими друзьями-преподавателями, информацией с официального сайта СГУ и знакомством с серией публикаций в последних номерах журнала «Общественное мнение», я отправилась на исторический факультет. Тем более появился повод взять у Мирзеханова комментарий относительно облетевшего все местные телеканалы репортажа о посещении нового 11 корпуса СГУ Володиным. Визит высокого гостя сопровождался распеканием декана истфака как никчемного хозяйственника.

С Велиханом Салманхановичем Мирзехановым встречаюсь не впервые. Два года назад мы с ним сделали большое, концептуальное интервью. Беседовали на самые разные темы – о политике, путях развития отечественной науки, говорили и об университете. Тогда, как мне показалось, мой собеседник в своих предельно корректных высказываниях был полон надежд на развитие позитивных процессов в вузе.

С профессором Мирзехановым и его коллегами, выразившими желание принять участие в разговоре, на этот раз мы беседовали отнюдь не о высоком. О трубах и канализации, об истории с поддельными подписями и других неприятных моментах. Но прежде всего, вопреки декларациям, мне хотелось уяснить истинную подоплеку развернувшегося конфликта. Ведь, как мы знаем, в основе любых профессиональных разногласий лежат прежде всего материальные интересы.

Велихан Мирзеханов:

– Первое. Безусловно, ректорат хочет контролировать все материальный ресурсы вуза: крупнейшие гранты, внебюджетные средства, руководство не устраивают сильные, независимые, автономные факультеты. На истфаке целый ряд отделений, такие как «Социально-культурный сервис и туризм», «Международные отношения», «Юриспруденция», они не только престижны и востребованы, но и приносят большое количество внебюджетных денег. Намерения ректората вывести эти специальности из факультета и поставить под контроль надежных, «своих» людей вызывает протест коллектива. Логика дележа направлена на формирование маленьких, контролируемых, безгласных факультетов. При этом речь не только о деньгах. Речь идет об элитном образовании, элитных студентах и в конечном итоге – влиянии и статусе. По поводу грантов. Ректорат не устраивает автономное функционирование Межрегионального института общественных наук, в котором аккумулируются колоссальные средства на развитие гуманитарного образования и науки. Они пытаются взять под контроль и этот ресурс. Но, пожалуй, самое главное – даже не деньги, а фобии и страхи в преддверии грядущих выборов. Руководство хочет освободить университетское пространство от любых, даже воображаемых конкурентов. Все усилия и ресурсы тратятся на удержание власти. На это работают все силовые и пропагандистские органы. Власть, которая работает на самосохранение и не ориентирована на развитие, обречена. Все проблемы идут от ощущения ректором собственной уязвимости, неуверенности.

На сайте СГУ на прошлой неделе появилась информация о поддельных подписях, что само по себе, насколько мне известно, явление в вузах, увы, распространенное. Но инцидент на истфаке стал предметом большого разбирательства в СГУ и получил широкую огласку.

Мирзеханов:

– В зимнюю сессию у двух студенток первого курса истфака секретарем деканата были обнаружены поддельные подписи. Руководство факультета донесло информацию до проректора по учебной работе. Ответ был – действуйте по своему усмотрению. Нет инструкции, которая регламентирует такие ситуации. Я пригласил на беседу первокурсниц вместе с родителями. Отчислить сразу, значит сломать жизнь 17-летних детей. Было принято решение создать комиссию, и если сдают, то учатся дальше. Я дал шанс и считаю, что был прав. В результате одна девочка все-таки была отчислена, а другая продолжает учиться. Проходит месяц. Вдруг приходит бумага: нескольких наших студентов, в том числе и эту первокурсницу, вызывают с зачетками в управление безопасности на предмет «проверки правильности оформления зачеток в целях реализации внутривузовской системы менеджмента». Что это за учреждение, в котором студентов вызывают на допрос? Я встал на сторону детей и заявил, что без родителей и кураторов они никуда не пойдут. В ответ ректорат нас обвинил в выгораживании студентов и круговой поруке. Мало того, приходят следом другие бумаги, где списки студентов меняются – появляются новые фамилии. Студенты задаются вопросом, на каком основании их вызывают, почему проверку зачеток ведет не проректор по учебной работе, а проректор по безопасности. Я в свою очередь требую официальный документ с перечнем полномочий службы безопасности и не могу его получить. Подобная схема уже отработана. Все мы помним, что за полгода сделали с деканом соцгума. Еще год назад это был процветающий факультет, который зарабатывал для университета больше других факультетов и стоял на втором месте по конкурсу после нас. Я знаю, что сделали со студентами-политологами в прошлом году во время всей этой кампании. Параллельно с проверками документооборота около 30 студентов вызывали на допрос в службу безопасности, требовали показаний на конкретных профессоров. По моим сведениям, некоторым из них сотрудники службы безопасности угрожали, и все это прошло незамеченным. При мне ни одного моего студента «бить» там не будут.

Нина Убоженко, старший преподаватель:

– Меня, чью подпись подделали в зачетке, вызывали в отдел кадров для беседы. Я изложила свой взгляд на проблему, ведь я как никто другой заинтересована в том, чтобы разобраться в ситуации. Пришла открыто все рассказать, и вдруг меня, пострадавшего преподавателя, начали предупреждать о том, что следственные органы могут заняться этой проблемой. И напоминать об индивидуальной ответственности. Разговор неприятный.

Письмо студентов-историков. Его появление в недрах истфака возмущенно озвучил ректорат на одной из своих последних пресс-конференций, созванной на волне описываемых событий. «Прокурору Саратовской области… Мы, нижеподписавшиеся студенты исторического факультета, выражаем озабоченность действиями Отдела режима и охраны СГУ, сотрудники которого начали вызывать студентов нашего факультета, в том числе несовершеннолетних, для дачи показаний, т.е. фактически на допрос, собирать в массовом порядке студенческие зачетные книжки для перепроверок и т.д. Мы просим оградить нас от подобных явлений, дав возможность спокойно учиться, и выражаем сомнения в законности и правомерности таких действий».

Мирзеханов:

– Студенты видят, что острие направлено против факультета, который они любят. Никто им не в состоянии запретить выражать свою позицию. Несколько дней назад к нам на факультет без предупреждения врывались в аудитории представители ректората, целый десант, и запугивали студентов, настаивая на том, что подписывать письма незаконно. Они узнали о том, что студенчество протестует. Уже не в первый раз. И очень этого опасаются.

Людмила Доронина, доцент, кандидат исторических наук:

– На днях меня вызвали для беседы в кабинет проректора по воспитательной работе. Окружили пятеро мужчин. Требовали написать объяснительную о происходящем на факультете. Демонстрировали бумагу – копию без подписей, без указаний, кому адресована. Назвали ее «подметное письмо». Потом ушли из кабинета, оставив меня под присмотром секретаря. В конечном итоге я покинула кабинет. Эмоциональное впечатление было тяжелое.

В беседе я предложила коснуться и недавней истории с табличкой, о которой знакомые филологи рассказывали мне как об анекдоте, где «Гоголь отдыхает», и трактовали ее не иначе как «дурдом», за что «стыдно». Интерпретация была такая: историки, готовясь к грядущему юбилею, в своем новом корпусе на видном место водрузили табличку, где значилось, что исторический факультет был основан в 17-м году. Филологам, не нашедшим удобного места для размещения подобной же вывески о своем факультете, ничего лучшего не оставалось, как оскорбиться и придать инциденту широкую огласку, составив петицию на имя ректора. Главный аргумент, естественно, один – 1 июля 1917 года был основан историко-филологический факультет. Также в петиции с профессиональным красноречием использованы придающие значимость случившемуся формулировки. «В связи с многочисленными обращениями студентов, аспирантов, сотрудников и преподавателей факультета…», «широковещательные и масштабные «настенные декларации», «сепаратистские «знаки памяти»,… которые нарушают… проверенные большим историческим временем традиции добрососедского взаимопонимания»… Но, как мы знаем, анекдоты перестают быть невинными, когда под них подводится идеологическая база. Под грифом Саратовского государственного университета им. Чернышевского было издано распоряжение, подписанное ректором: в связи «с нарушением порядка, установленного действующим законодательством, … устранить настенную надпись на стене одиннадцатого корпуса СГУ за счет средств исторического факультета в двухнедельный срок». Комментарии излишни, так же как и цитаты из Ильфа и Петрова.

Мирзеханов:

– История с табличкой – еще один повод вынести мне выговор. Конечная цель ясна: лишить факультет руководителя, а потом постепенно откалывать от него одну часть за другой. Точно так же происходило с соцгумом. Сейчас идет настоящая атака на наш факультет – несколько распоряжений о проверках в течение недели.

Нина Девятайкина, профессор, доктор наук:

– Происходит подмена понятий. Деканат филфака возмутился появлению этой красивой надписи. Историки же считают, что так сказать можно. Почему-то никто из нас не упрекнул декана филфака Валерия Владимировича Прозорова в исторической некорректности, когда в уважаемом издании «Известия Саратовского университета» в своем вступительном слове он дословно написал: факультет филологии и журналистики создан в далеком 1917 году.

Дом как документ безумия

Ситуация вокруг истфака в частности и университета в целом достигла своего апогея во время уже упомянутого визита Вячеслава Володина в 11 корпус, где разместились филологический и исторический факультеты. Случилось это в воскресенье 2 апреля. Предыстория, благодаря моим коллегам из других изданий, всем известна. Суть в том, что корпус был сдан строителями соответствующим службам университета с массой, мягко скажем, недоделок. В декабре, на момент заселения в здание студентов и преподавателей, не работала система отопления, отсутствовали телефонная связь и интернет, протекала крыша, то и дело прорывалась канализация, не работали туалеты. Как следствие – занятия в аудиториях в верхней одежде, простуженные студенты и преподаватели, изоляция от внешнего мира… Володин со своей многочисленной свитой в сопровождении ректора и проректоров отправился щупать батареи и собственнолично проверять заглушки. К слову, году в 98-м я имела несчастье присутствовать на подобном осмотре объекта – тогда еще шло строительство 10 корпуса. Вячеслав Викторович тогда распекал Дмитрия Ивановича Трубецкова как никудышного хозяйственника. Интеллигентный, высокообразованный ректор выглядел потерянным, а нам, журналистам, было стыдно за происходящее. Тогда же, как сейчас помню, кто-то из рядом стоящих журналистов профилосовствовал: каждая власть возводит свою «архитектуру», и не всем дано в нее органично вписаться.

Что происходило при нынешнем обходе, рассказали, написали и показали. Попытаюсь воспроизвести смысл того, что тогда прозвучало. В лучших традициях тетра абсурда.

Вице-спикер старательно оттеснен ректором от толпы преподавателей.

– Вы знали об этих безобразиях?

– Не знал.

– Проректоры знали?

– Не знали.

– Тогда кто виноват?

– Декан истфака.

– Так уберите его.

– Мы этим занимаемся...

Мирзеханов:

– Я счастлив, что мы сюда переехали. Это очень красивый корпус. Мы на порядок улучшили свои условия. Но… Университет принял корпус у строителей. И с этого дня кто должен заниматься его доведением – хозяйственные службы СГУ. Они же не делали ничего. Мы с деканом филфака постоянно обращались, писали. За день до прихода Володина половину недоделок устранили – строителей здесь было больше, чем студентов. Я никому не давал интервью и нигде публично не высказывался, что в корпусе плохо. Мало того, я открыто готов сказать огромное спасибо государству, депутатам, людям, которые профинансировали это строительство, дали нам такой чудесный дом. Мы его будем облагораживать, мы здесь создадим центр гуманитарной науки. То, с чем мы столкнулись, переехав сюда, – это сугубо бытовые проблемы, касающиеся хозяйственных служб. И по этому поводу мы не ведем никаких дискуссий. Нас интересует глобальная ситуация в университете.

Девятайкина:

– Мы все искренне радовались, что перешли в этот корпус. При этом понимали: переезжаем в здание, которое не обустроено. Но декан сказал: нам приказано, и мы обязаны подчиниться. Хотя как директор МИОНа он многое терял из-за отсутствия возможности общаться с коллегами из других стран, отвечать на деловые письма. Ректор даже не выделил корпоративного телефона, тогда как это был бы хороший жест приличия. Но никакими жестами приличия по отношению к факультету себя никто из руководства не утруждает. На открытие корпуса наш коллектив не был приглашен. Не сочли важным видеть в качестве участников праздника тех, кто в этом доме будет жить. Для меня это было оскорбительно, так как я многие годы работаю в этом университете, больше, чем наш ректор. Если преподаватели и студенты там не нужны, тогда для кого все это? Чтобы отрапортовать Володину или показать достижения ректората?.. Элементарные жесты университетской культуры отсутствуют. Хотя ректорат в данной ситуации мог бы проявить себя как орган, желающий добиться какого-то взаимопонимания.

Плохое чувствованиеМирзеханов:

– В университете серьезный внутренний конфликт. Конфликт принципов. Мы хотим жить в свободном университете, где присутствуют оппозиция, инакомыслие, разные взгляды на проблему развития вуза. Высказывать это здесь стало невозможным, просто не дают слова на Ученом совете декану крупнейшего факультета. Спрашивают, почему истфак? Потому что это ведущий факультет, здесь крупные профессора. Мы не виноваты, что другие люди запуганы. Университет запуган. Мы оказались в ситуации «казарм», полицейской охранки. Я с ужасом вижу, что в наш университет возвращается атмосфера 37-го года. Если вы узнаете, что у меня нашли деньги, наркотики или оружие – не удивляйтесь. Наше сегодняшнее общество в целом очень конфликтное. Но университет призван быть лучше общества, поскольку здесь собран интеллектуальный цех. Мои оппоненты говорят: «Он один, никто в университете его не поддерживает». Неправда, нас поддерживают большинство в университете. Когда полгода назад я дал интервью, то никогда раньше не получал столько звонков от профессоров СГУ. И самое большое количество добрых откликов я получил с мехмата. Даже от тех, с кем лично не был знаком. Меня все благодарили. Все живут надеждой, что истфак эту ситуацию переломит. А то, что люди не выступают публично… Кто не будет молчать после событий с ФГСН. Сегодня отрабатывается сценарий по изгнанию любого инакомыслия из университета. Ректор не приемлет никакой оппозиции, он даже вопросы воспринимает болезненно. Как только тенденция поменяется, запуганные люди снесут этот ректорат.

Девятайкина:

– Многие сейчас себя чувствуют плохо, потому что вынуждены молчать. И эта атмосфера плохого чувствования витает кругом. Далеко не все в университете разделяют авторитарные шаги ректора. Неуважение по отношению к факультетам. Но сказать вслух, может быть, боятся. Мы никого не осуждаем. Мы абсолютно уверены, что молчаливо нас поддерживают. Чуть-чуть изменится атмосфера, и все скажут: как хорошо, что стало по-другому. И что нашлись люди, которые все время не молчали.

Политический донос

…Я слушаю уважаемых мною людей и дивлюсь их отваге. Кому как не им, знающим историю развития общества с древних веков, понимать, с каким временем совпала их борьба, какой системе они сопротивляются. Будто в подтверждение моих мыслей декан истфака возвращается к событиям десятидневной давности.

Мирзеханов:

– Как только Коссович стал ректором, он с первого дня начал со мной бороться. Он прекрасно понимает степень моего влияния на факультете, профессиональный статус. Это боязнь. Ему не нужен Мирзеханов ни в какой роли: ни в роли декана, ни в роли директора МИОНа, ни рядовым профессором. Меня здесь просто не должно быть. Когда ректор увидел, что ничего не получается, то решил пойти на политическую интригу с подключением единороссов. В интервью, инициированном ректоратом, меня обвинили в нелояльности к партии власти. Свои политические взгляды я нигде не выражал, и эту выдумку расценил как политический донос. То, что произошло в воскресенье, чистая «подстава» Володина, признак слабости ректора. Хотя лично я считаю, что ничего особенного не случилось. В мой адрес прозвучали очень жесткие слова, но это были эмоции, и я их понимаю. На месте Володина сказал бы то же самое. Человека, сделавшего огромное дело для университета, вытащили показывать какие-то проблемы, которые должны решать хозяйственные службы. Он, конечно, обиделся и был горяч. Но в его эмоциональных фразах я никакой угрозы для себя не увидел. Уверен, что господину Володину нет до меня никакого дела. И никуда он меня не собирается увольнять. Но наш ректор воспринял слова Володина как указание к действию. В очередной раз произошла подмена понятий – на этот раз в хозяйственную проблему включили политику. Так что данный конкретный взрыв, который привел вас сюда, по своей сути совсем не обоснованный.

…Каждая власть возводит свою архитектуру… Дом как документ нашего безумия... Глубоким вечером я спускаюсь по мраморным ступеням величественного светлого корпуса и с ужасом готовлюсь перелезать через металлический забор вокруг университетского городка, который, как мне рассказывали, на ночь запирают на ключ бдительные охранники, и задержавшиеся преподаватели, в том числе уважаемые, преклонных лет, проползают, пригнувшись к земле, а кто в силах – взбирается наверх. Боюсь встретиться с собакой-сторожем, лай которой раздается неподалеку. Этот кавказец поставлен здесь ночным дозором – охотником «на ведьм». Но еще больше я боюсь за свой университет. И тут не надо дожидаться, когда история рассудит.

По мфтериалам RASKLAD.RU

№ 13 (121) 13 – 19 апреля 2006 года