09:16 08.10.07 ПРЕТЕНДЕНТ.RU ДИВЕРСИФИКАЦИЯ ВСЕЯ РУСИРоссийская экономика стремительно растет, что порождает свои, специфические проблемы. Уже сегодня она «перегревается». Намечается угроза инфляции, которую не удалось в этом году удержать на запланированном уровне. Причина «перегрева» — деньги в стране появились, финансовая дисциплина приослабла, а из советских ресурсов 20-летней давности все, что может шевелиться, и так уж работает сегодня на пределе возможностей, тогда как новых производств появляется пока не густо. При этом, согласно статистике, примерно на 40% российских предприятий, доставшихся России по наследству от СССР, производительность труда в 5, а то и в 10 раз ниже, чем на аналогичных предприятиях развитых стран. Плюс старая, советских еще времен, болезнь — низкая восприимчивость российского производства к инновациям любого рода, от быстрой организации производства новых товаров до внедрения новых организационных решений. Структура экспорта тоже оставляет желать лучшего. Неудивительно, что о необходимости диверсификации российской экономики сегодня говорят все — от президента до уличного «оппозиционера». Восстановительный рост в России завершен, и дальнейшее улучшение ее состояния невозможно без реальной модернизации. К чему, однако, стремиться? Как диверсифицировать страну? Когда говорят о диверсификации экономики, как правило, указывают как раз на сырьевую структуру российского экспорта и делают вывод: надо увеличивать в экспорте долю машиностроительной продукции, которая сегодня почти исчерпывается вооружениями. Еще говорят, что Россия может стать крупнейшим мировым поставщиком зерна и даже мяса — если поднимет свое сельское хозяйство. Иногда, оборачиваясь на Индию, вспоминают и об IT-технологиях, рассуждая о том, что хорошо бы урвать часть мирового рынка разработки программного обеспечения. Все это хорошо. Одно плохо: такое узкотехнократическое понимание проблемы хуже чем ошибочно: оно устарело. Это логика XX века, если не XIX. Главный «секрет буржуина»: «заставить мир работать на себя» Надо отдать должное Британии. Страны—предшественницы Британии в «благородном деле колониализма» понимали свою задачу «вполне по-рыцарски»: относились к захваченным странам, как к поверженным городам противника. Они видели свою задачу в том, чтобы их захватить и разграбить. Однако единственное, чего добилась, например, классическая «рыцарская империя» — Испания, вывозя золото из Америки тысячетонными галеонами, так это обесценивания золота, безудержной инфляции и в конце концов саморазрушения. Смысл британского, «неоклассического» колониализма был совершенно иным. Лучше всего его выразил известный британский экономист, математик и логик, опубликовавший в 1862 году книгу «Общая математическая теория политической экономии» (General Mathematical Theory of Political Economy), когда написал: «Равнины Северной Америки и России теперь наши кукурузные плантации. Чикаго и Одесса — наши зернохранилища. Канада и Балтика — наши строевые леса. Австралия содержит наши овечьи фермы, а в Аргентине и западной части Северной Америки пасутся наши быки. Перу посылает нам свое серебро, и золото Южной Африки и Австралии течет в Лондон; индусы и индийцы растят для нас чай, и наши кофейные, сахарные плантации и плантации пряностей все находятся в Индии. Испания и Франция — наши винные дворы, и Средиземноморье — наши фруктовые сады; и наши хлопковые поля, занимавшие некогда только южные штаты Америки, распространились теперь по всем теплым регионам планеты» (цитируется по: R. Hyam. Britain’s Imperial Century (1815—1914). — London, 1975. С. 47). Для вдумчивого читателя первые два предложения отрывка могут стать ключом к пониманию многих событий, происходивших в России в XX веке. Но более важен сегодня смысл всего отрывка. Если испанцы и португальцы отдавали колонии на разграбление, то Британия превращала не только завоеванные земли, но и якобы независимые страны, попадавшие под ее влияние, в страны-«пролетарии», оставляя за собой, образно говоря, роль страны-«капиталиста» — хозяина и «менеджера». Заставить мир работать на себя — вот главный секрет успеха, открытый Британией. Но как? Принцип, изобретенный в свое время Британией и позволяющий богатым странам обогащаться за счет более бедных, иллюстрирует действие важного экономического закона: прибыль извлекается только в условиях неполного равновесия рынка. Ибо в соответствии с известной в экономике теоремой в условиях идеальной конкуренции на равновесном рынке прибыль строго равна нулю. Главный мегамеханизм извлечения прибыли, если угодно, «британский экономический насос» — это искусственно созданная и старательно поддерживаемая глобальная неравновесность рынков. Как работает «британская система»? Британия, продвигая идеи либеральной экономики, стремилась обеспечить открытость рынков капитала и рынка товаров. В результате цена на большинство товаров и капитал устанавливается исходя из баланса спроса и предложения там, где платежеспособный спрос больше, то есть в богатых странах, а цена труда устанавливается исходя из спроса и предложения в другом месте, на рынках бедных стран, и едва дотягивает до цены простого воспроизводства рабочей силы. Следовательно, там, на богатых рынках, извлекается основная прибыль, там платятся основные налоги, там повышается реальное благосостояние населения: если бы товары, произведенные в бедных странах, производились «на месте», их цена была бы совершенно иной — более высокой. А замороженная миграция не позволяет установить равновесие на рынке труда: он был (и остается) разбит на отдельные клетки национальными границами, визовыми режимами, географической удаленностью рынков друг от друга и просто разницей в благосостоянии народов «метрополии» и стран-«пролетариев», затрудняющими миграцию рабочей силы. Таким образом, источник прибыли — глобальная неравновесность рынка труда. «Экономический насос» сегодня Изобретенный около 200 лет назад «британский экономический насос» сегодня стал главным движущим механизмом мировой экономики и основным содержанием мирового разделения труда. Мир стремительно делится на страны-«капиталисты» и страны-«пролетарии». Глобальный аутсорсинг — вытеснение из развитых стран, прежде всего из США, индустрий с низкой добавленной стоимостью в страны дешевого труда — стал главной тенденцией современности. В страны-«пролетарии» вытесняется все, что требует весомых затрат труда, — от шитья обуви, одежды и производства мебели до разработки рутинного программного обеспечения и проведения трудоемких научных исследований «второго ряда». Что же остается на долю стран-«менеджеров»? То, что обеспечивает наивысшую добавленную стоимость в расчете на человека, а это сегодня управление финансами, глобальная организация производства, разработка критических технологий. Плюс производства, которые не могут быть замещены импортом: строительство инфраструктуры и жилья, «нетранспортабельные» услуги (рестораны, химчистки, медицина) и, разумеется, военное производство, которое по-настоящему независимые страны не могут передоверить кому бы то ни было. Особую роль в работе «мирового экономического насоса» играет Всемирная торговая организация (ВТО), которая обеспечивает необходимое для его функционирования условие — открытость рынков капитала и товаров, что дает капиталу богатых стран возможность организовывать производства в бедных странах, но при этом никак не стимулирует свободу перемещения труда. Поддержание бесперебойной работы строящейся общемировой «экономической машины» предъявляет и новые требования к военному и дипломатическому компонентам деятельности стран-«менеджеров». Военные и дипломаты этих стран призваны гарантировать надежное функционирование всей конструкции и, значит, обеспечить полный контроль над ресурсной базой, транспортными путями, по которым поступают сырье и товары, и исключить возможность «забастовок», «диверсий» и «пролетарских революций» со стороны «работников» мировой фабрики капитала. Следовательно, страны-»пролетарии» должны быть ослаблены, прежде всего в военном отношении. В частности, можно ожидать искусственной стимуляции странами-»менеджерами» XXI века «национального самосознания» и дробления тех крупных стран, которым уготовано «пролетарское» будущее. Выбор России и стратегия диверсификации Задержавшись в индустриальном ХХ веке, Россия стоит сегодня перед экзистенциальным выбором: кем быть — страной-«менеджером» или страной-«пролетарием»? Третьего ей не дано. Этот выбор — на десятилетия и даже, скорее всего, на века. Если Россия достаточно пассионарна и амбициозна, чтобы решиться стать одной из немногих стран-«менеджеров», которым предстоит управлять миром, ей нужна особая, ориентированная на достижение этой цели стратегия диверсификации. Благодаря диверсификации Россия должна, подобно странам-лидерам, «заставить мир работать на себя». Это задача огромной сложности. Однако Россия обязана ее решить, иначе рано или поздно будет раздроблена и прекратит свое историческое существование. И никакие ресурсы Россию от этого не спасут. В этом надо отдавать себе полный отчет. Цель, однако, ограничивает средства. России нельзя оставаться сырьевой державой. Проблема сырьевого характера российского экспорта вовсе не в мифическом «ресурсном проклятии», а в том, что такая структура закрепляет за Россией статус страны-«пролетария», страны-«шахтера». Это полностью исключает возможность сколько-нибудь заметного стабильного роста доходов населения в стратегической перспективе. Наглядный пример — Саудовская Аравия. По данным World Fact Book, популярного справочного издания ЦРУ, душевой валовой внутренний продукт Саудовской Аравии сегодня — около $13,8 тыс., а России — $12,2 тыс. Саудовская Аравия добывает нефти чуть больше, чем Россия... Похоже, не так ли? Одна только деталь: население Саудовской Аравии при почти одинаковой с Россией продаже нефти на мировом рынке меньше российского в пять с лишним раз... Так что не одной нефтью жива Россия, как кое-кто пытается доказать... Это не значит, разумеется, что Россия должна прямо сейчас отказываться от сырьевых доходов. «Нефть» здесь совершенно ни при чем. Страной-«пролетарием» может стать и страна—«производительница бананов», и страна — «обувная фабрика», и даже страна-«программист». Напротив, сегодня нефть и газ обеспечивают немалую добавленную стоимость. Однако доходы, полученные от продажи сырьевых ресурсов, должны стать базой для стратегической диверсификации экономики, для превращения России в страну-«менеджера»... Важнейший фактор, обеспечивающий работу «экономического насоса», — емкость рынка стран-«менеджеров», ибо именно на этих рынках извлекается прибыль. А емкость рынка равна численности населения страны, умноженной на душевой доход. Поэтому России нельзя диверсифицироваться ради диверсификации. Нельзя, например, развивать производство трудоемких товаров, которые могут быть замещены импортом, таких как обувь или одежда. Если такое производство начать всерьез развивать, то уровень жизни в России не сможет повышаться быстрее, чем, скажем, в Китае, Вьетнаме или Индии, где сегодня сосредоточено основное производство таких товаров, иначе их производство в России будет неконкурентоспособным. Следовательно, развивать массовое производство таких товаров в России — это загонять ее в цивилизационный тупик, закреплять за ней статус страны третьего мира. Однако без обеспечения притока на рынок непосредственно потребляемых населением товаров, невозможно будет увеличивать доходы населения, ибо единственный эффект необеспеченных выплат — это инфляция. Это, как кажется, замкнутый круг. Не такой уж он, однако, и замкнутый. Из этого круга есть два выхода. Очевидный, но труднореализуемый выход состоит в том, чтобы производить некие экспортные товары с настолько высокой добавленной стоимостью, что выручка от их экспорта покроет затраты на закупку потребительского импорта в объемах, достаточных для удовлетворения запросов не только самих производителей экспортного товара, но и всего населения страны. Это не кажется реальным. К тому же неясно, почему, к примеру, производители экспортных роботов начнут вдруг на свои деньги покупать и продавать, скажем, мужские рубашки. Есть, к счастью, и другая возможность: российские компании могут пойти по пути Wal-Mart. Ничто не мешает России начать организацию производства предметов потребления, необходимых для насыщения внутреннего рынка, в странах дешевого труда, в том числе и на постсоветском пространстве. Российский капитал должен организовывать предприятия, выпускающие нужные для насыщения российского рынка товары, вне своих границ: в том же Вьетнаме или, к примеру, в Монголии. Вполне возможно представить себе даже нечто вроде российского плана Маршалла, позволившего в свое время американскому бизнесу занять весомое место в европейской индустрии, но только для стран ближнего зарубежья и третьего мира. Нужно лишь одно: создать в России привлекательные условия для товаров, произведенных за рубежом компаниями с российским участием, с тем чтобы эти товары не ушли в другие страны, пока российский рынок ими не насытится. Это позволит, не опасаясь инфляции, неограниченно поднимать реальные доходы россиян и, следовательно, увеличивать емкость российского рынка. Разумеется, на практике оба пути могут дополнять друг друга... Если в XIX и начале XX века успех страны внешне определялся развитием ее индустриального капитала, то в конце XX — начале XXI века главной индустрией становится индустрия принятия решений, а ее основой — финансовый, организационный и человеческий капиталы. Финансовый капитал решительно пробивает сегодня границы стран. Не только компании и банки, но и страховые компании и взаимные фонды выходят сегодня далеко за рамки национальных границ. Можно ожидать скорого развития международных пенсионных фондов и фондов социального страхования, ибо чем крупнее рынок, который такие компании обслуживают, тем более эффективна их деятельность. Аккумулирование средств такими планетарного масштаба финансовыми институтами способно качественно изменить инвестиционный климат. Россия должна включиться в этот процесс. Российские фонды вполне могут выйти за границы России: на просторы СНГ, а лучше — в большой мир. Почему бы, скажем, российским пенсионным или страховым фондам не позаботиться о всех бывших гражданах СССР, да и других стран? Это по меньшей мере увеличит доступную им базу заимствований с 145 миллионов человек до 300, а то и более миллионов. Организационный капитал. Если сравнить экономику с компьютером, то роль аппаратных средств в экономике исполняют фабрики, магазины, транспортные средства, а организационный капитал играет роль своего рода программного обеспечения. Точно так же, как компьютер без программного обеспечения — просто мертвое «железо», без развитого организационного капитала, без способности эффективно организовывать рабочие места и взаимодействие людей в коллективе, увязывать воедино сложнейшие финансовые, производственные, транспортные, торговые потоки планетарного масштаба невозможна современная экономика. Отсюда вывод: чтобы иметь надежду на будущее, России помимо прочего нужна революция менеджеров. Ей нужна новая генерация жестких, компетентных управленцев, высококлассных экспертов и «бизнес-инженеров», способных конструировать и реализовывать самые современные бизнес-технологии. России нужна новая, образованная и по-хорошему агрессивная элита. А ее надо готовить сызмальства. И это важнейший элемент диверсификации. Следовательно, нужны серьезные инвестиции в человеческий капитал, в систему подготовки кадров. Нужно радикальное повышение качества российского бизнес-образования и образования вообще. Россия должна выиграть это соревнование у стран-лидеров. Между тем в СССР был накоплен уникальный опыт создания математических, физических, химических и языковых спецшкол. Сегодня России нужно большое количество спецшкол, ориентированных на подготовку будущих специалистов в области финансов, организации бизнеса и экономики, свободно владеющих иностранными языками и имеющих качественную математическую подготовку. Высшее же образование само по себе может стать неплохим экспортным бизнесом. Разумеется, страна-лидер должна быть способна и к генерации, и к внедрению инновационных технологий. Значит, необходимы инвестиции в науку и инженерию. Есть, однако, проблема: в «золотые брежневские годы» российские ученые по большей части стремились отвечать на вопрос «почему?». Ими двигало, скорее, абстрактное любопытство, а не цель. Помните: «Наука — это удовлетворение собственного любопытства за государственный счет»? Между тем вопрос «почему?» имеет смысл только в контексте вопроса «как?». Иначе наука вырождается в академию Лапуты. Значит, нужна реформа науки и реформа взаимодействия науки с бизнесом и государством. Иначе любые мегаденьги будут уходить в нанопесок... Но не все же смогут заниматься управлением или передовой наукой. Что должно делать остальное население, если экономика страны будет ориентирована на завоевание мирового экономического пространства, а бытовые товары станут производиться на принадлежащих российскому капиталу зарубежных предприятиях? Прежде всего речь должна идти о решении жилищной проблемы, причем на качественно новых основаниях. Нужно преодолеть две устоявшиеся за советские годы традиции. Первая — это строительство домов, рассчитанных на несколько поколений. Архитектура замораживает время. Но кто может предсказать, в каких домах люди захотят жить через 100 лет? Если страна будет развиваться, кому нужны будут сегодняшние 40—50-метровые «двушки»? А тут — «вечные дома». Замороженное в бетоне время... Следовательно, нужна более мобильная стратегия: согласно древней заповеди, каждое поколение должно строить свой дом, по своему вкусу, со своими прибамбасами, соответствующими новому времени. России нужно постепенно, но решительно отказываться от многоэтажного жилищного строительства и переходить на массовое заводское строительство индивидуального недорогого, экологически эффективного и легко утилизируемого жилья, рассчитанного примерно на 40—50 лет. При такой стратегии постоянно создаются новые рабочие места, ускоряется оборот капитала, быстрее вовлекаются новые технологии. Соответственно, ускоряется общественное развитие. Может быть, именно так правильно? Может быть, и российским планировщикам стоит задуматься о том, что вовсе не обязательно строить египетские пирамиды — вечные жилища для мертвых? Важно также, что развитие односемейного строительства вполне под силу малым и средним «сборочным» предприятиям, закупающим «конструкторы» у крупных производителей. Однако эта стратегия подразумевает отказ и от другой традиции, выработанной эпохой дефицитов, — от стремления людей и бизнеса прижаться к большому городу с его по-советски традиционно лучшим снабжением, лучшими карьерными перспективами, близостью начальства и т.д. Преодолеть эту традицию можно только при мощном развитии инфраструктуры (дорог, телефонных станций, кабельных и оптических сетей и т.п.) и современной автомобильной промышленности. Человек не должен чувствовать разницу в качестве жизни. Обнадеживает то, что около 60% россиян хотели бы жить в собственном доме... Надо подчеркнуть одно ключевое обстоятельство, определяющее порядок диверсификации. Как бы того ни хотелось, диверсификация не может начинаться с массового развития инфраструктуры, создания новых технологий, развития машиностроения, авиастроения и даже строительной индустрии — то есть всего того, о чем сегодня много говорят и пишут. Именно экспорт капитала и создание российских производственных баз в странах дешевого труда должны стать наиболее приоритетными направлениями для отечественной экономики на ближайшие несколько лет. И государство должно стимулировать и ускорять именно эти процессы, ибо обратный порядок может привести к тяжелым последствиям для экономики страны. Дело в том, что продукция машиностроения или самолеты людьми непосредственно не потребляются, а деньги, выплаченные в виде зарплаты в этих отраслях, придут на неподготовленный потребительский рынок. Это — гарантированная инфляция, а инфляция — это смерть экономики и дестабилизация страны. Как кажется, сегодняшнее российское правительство не вполне оценивает эту опасность. Но, будем надеяться, оценит. И все будет хорошо. Сергей Лопатников По информации "Профиль" |